Як закарпатський бомж президентське оточення працевлаштовував

Бив я у Карпатах, та відівем усячино файне. Такім ся находив по горах, що вонь як гузиця боліла... Ой, простите, это я по привычке — только что вернулся из Закарпатской области. Еще голова не перестала кружиться от горной высоты, чемодан толком не разобрал, а мне уже невтерпеж рассказать вам обо всем увиденном. Словом, мы начинаем серию очерков о Закарпатье. Вы узнаете о людях, которые вместо коров держат буйволов, о селах, где все поголовно гонят (ох и напробовался!) сливяночку, о семьях, что кравчучками возят туалетную бумагу в соседнюю Румынию, и еще мно-о-ого чего интересного.

На распутье

Закарпатское село Велятино, если издали посмотреть, — это склон горы, облепленный хатами. Причем, как попало. Изначально дома, видимо, строились по течению змеистых горных ручьев, что обтекают каждый пригорок, — и улицы здесь смахивают на извилины в умной голове. Попробуйте в Велятино отыскать нужную хату — вам ни ног, ни матюгов не хватит. Здесь не бывает "вправо свернете", "налево пойдете".

— Дійдеш до Хреста (в тутошних селах считай на каждом перекрестке стоят деревянные, метра в три высотой, распятия. — Здесь и далее прим. автора), а там побрідеш по стежці до канави, шо від штахетів до штахетів, — растолковывала мне дорогу старая, как Карпаты, бабушка. Она остановилась, взявшись за сердце, отдышалась, присела на краешек переделанной из детской коляски тележки с пустыми банками (только что в райцентре распродала молоко), и... раскрыла глаза. Видать, по этой каждодневной тропе старушка смолоду ходит и уже, как кляча по протоптанной борозде, с закрытыми глазами тащится. — Коли зможеш через тую калабаню (канаву) пройти — але я дивлюся, що в твоїх капцях хіба шо в труну ложити, — то далі підеш до хижи (хаты), де собака гарчить... Тамісь і запитаєш у челядників (людей), куди іти...

Троих "челядників" мне довелось еще расспрашивать, уже ботинки чавкали, как копыта в навозе, но "хижу" сестер Кричуских я таки нашел. И оно того стоияло — Елена и Мария вместо коров в сарае держат трех… буйволов. Точнее, буйволиц.

Раскулаченные и приговоренные

Ворота из цельного листа нержавейки, что на полсела звенят, когда постучишь, большой по сельским меркам дом из красного кирпича, посреди двора колодец по-хозяйски вырыт — в трех шагах от крыльца, сарай с утепленной матрасом дверью (о скотине заботятся). Калитку мне отворила тетка Елена.

^{Тетка Елена души не чает в своих любимцах}

— Буйволов еще наш дед держал, — хозяйка сидела на длинной, во всю стену, застланной домотканой дорожкой лавке. На такой гости дорогие за здоровье молодых чокались, здесь же купель батюшка примащивал, на ее затертых досках устанавливали и гроб перед последней дорогой. В комнате стояла деревянная, слишком высокая кровать — специально, чтобы под ней побольше мешков с зерном поместилось, в углу — самодельный газовый котел, еще сервант крашенный столько раз, что грани овальными стали. — У дедушки земли вдоволь было, чтобы два десятка голов выпасать, и еще сена на зиму накосить. Ух, и работящая душа была! Но в 47-м пришли в село Советы и "зарештували діда по куркульству". Отобрали антихристы землю, худобу, хату, а его с бабой засудили на 25 лет… В лагере под Кемеровом дед и помер, а бабу в 53-м году выпустили по амнистии — это когда Сталина похоронили.

Сама же Елена смолоду работала в колхозе. Только свои трудодни она записывала на бабушку. Та здоровье в сибирских лагерях оставила и работать не могла, но чтобы пенсию получать, надобно было колхозную норму выполнять — вот внучка и подсобляла. Зато себе на старость — если бы бабка не забожилась, я не поверил бы, аж 85 гривен (!) пенсии заработала.

В 19 лет Лена выскочила за колхозного тракториста — непьющий, к чужим бабам не охоч, получку сполна отдавал, вроде неплохой мужик попался. Да вот беда: в сарай, курятник или в поле Мишу, как худобу, хоть палкой было гони. (И это в семейном хозяйстве, где одних лишь буйволов на небольшой колхоз наберется!) Его все больше на заработки по чужбинам тянуло, однажды на стройку в Подмосковье уехал — и к жене больше не вернулся. С той поры Еленина семья — это сестра Мария и три буйволицы — заводить нового мужа не позволяет вера: они — адвентисты седьмого дня.

Ох и молоко!

Эй, вы, которые пахнете с утра молоком, в обед сеном, а вечером навозом, поставьте-ка в угол вилы, отпустите коровий хвост и послушайте, что говорят сестры Кричуские из села Велятино Закарпатской области. Буйволов, оказывается, куда выгодней держать, нежели коров.

Скажем, вспахать — ищи лошадь или мужика с трактором, плати деньги, наливай поллитру. А на буйволицу ярмо набросил, плуг прицепил и "но-о-о, пошла, милая!". Конечно, к упряжке скотину приучивать надобно, но ведь и лошадь не рождается объезженной. А корма? Это корове в ясли подавай свежее — борони, Боже, пересушенное — и запашное, что, кажется, сам жевал бы, сено. Буйвол же подобранные после комбайна кукурузные стебли перемелет, как соломорезка, и еще благодарно руки вам оближет. М-у-у! Языком, как лопата.

…У меня до сих пор молоко на губах не высохло. Пил бы и пил. Хотя почему "пил"? Ел бы — как густые сливки либо сметану — до того жирное молоко буйвола. Еще при колхозе, когда каждому двору надлежало сдавать на ферму молоко, хитрый молочар, бывало, проверял — не разведено ли оно водой. Отольет из ведра в стакан, затем втыкает ложку: ежели стоит — совестный, значит, хозяин. Молочар поплюет на карандаш, галочку в потрепанном журнале нарисует и довольно улыбается: "Стоїть, наче в мене, коли жінку прєдсєдатєля бачу!"

Я — шпион?

…Сельсовет, куда я зашел о жизни здешней поспрашивать, впору в женсовет переименовывать. Правда, в кабинете с казенными столами, где половой краской большими буквами намазюкан инвентарный номер, мне попался один мужик, сказал, что землемер. Знаете, такие в войну липовыми справками фронтовую бронь получали и, отсиживаясь в конторах, хлебные карточки на золото выменивали, девок паскудили и доносили на всех подряд. На меня тоже донес. По привычке, видать.

^{Зита — патологоанатом мусорной свалки}

— Люди жалуются, — показываю журналистское удостоверение, — что незаконно землю наделяете. Вокруг села трехэтажные дачи как грибы растут, а скот пасти негде.

По-всякому, скажу я вам, мне отвечали: случалось, посылали подальше, диктофон, бывало, вырывали, и по морде приходилось, но чтобы ТАК?!

— Алло! В сельсовете неизвестный вопросы подозрительные задает, срочно высылайте наряд! — и повесил трубку.

Я открыл рот что-то сказать, но получилось, как у того буйвола — лишь мычание... Бежать, что ли?... Тьфу ты! Вымок, продрог, устал — уже и шуток не понимаю. Я махнул рукой и покинул неприятный кабинет. Но не успел я раскрыть зонтик, как у сельсоветовского порога затормозил "уазик" — не шутил-таки канцелярская крыса. Вышли трое в пятнистой форме с оружием:

— Капитан пограничной службы такой-то. Вы находитесь в приграничной зоне — предъявите документы.

…Посмотрев, пощупав, понюхав и едва ли не попробовав на вкус мое удостоверение, пограничники отпустили меня. Даже козырнули на прощание.

Встреча у костра

…Что это так воняет? Знакомый запах — по понедельникам, когда три, а то и более дня мусор не вывозят, у меня под парадным так "пахнет". Ба, да это же мусорная свалка! И люди там какие-то есть, костер горит. Подойду ноги у огня просушу, а заодно, куда дальше идти, разузнаю… Думайте обо мне, что хотите, но на свалке я задержался надолго.

Возле костра из рваных противогазов, истоптанных сапог и порубанного автомобильного сидения грелось семеро человек, одетых в лохмотья. Поначалу решил — бомжи. Однако вы замечали, какой взгляд у бомжа? Как у бродячей собаки, что смотрит не в глаза, а косится на руки: нет ли там палки или, наоборот, кости? У этих взор открытый, как душа. Пригласили меня к костру, познакомились. Они, оказывается, на свалке работают.

Их тут целая бригада старателей мусорных приисков — добывают полезные ископаемые свалки. На Западе при городских свалочных площадках функционируют целые заводы по извлечению, сортировке и переработке утильсырья, то есть мусора. Добро не должно пропадать. На свалке же под закарпатским городом Хуст весь перерабатывающий завод — это шестеро цыган и их товарищ Колька.

Мусорных дел мастера

Полезные ископаемые на свалке добывают по принципу угля на шахте. Первым идет проходчик Артур — высокий, лет двадцати парень, недавно лишь женился на красавице цыганке. Он не то что рубить — грызть готов этот мусор, чтобы поскорее заработать на собственный угол и съехать от тещи, "шо вже в печінках сидить". Артур киркой разбивает мусор, что за месяцы, а то и годы, как капуста под камнем в бочке, спрессовался в монолитный брикет. Вообще-то сей участок работы обычно доверяют опытным и пожившим уже мужикам — однажды бутылочный осколок из-под кайла перерезал вену на шее проходчика, еле спасли. Разбив с десяток кубов пласта, Артур отходит передохнуть. Но перед тем, знаете, как старый трудяга в поле, поглядывает на солнце: осталось ли время для перекура? И падает с кайлом в руках. Смотрю на него и думаю: а жене-то вечером хоть что-нибудь останется?

К перепаханному проходчиком, местами парующему мусору приступают Юра и его жена Зита. Археологи. Сыщики. Саперы. Патологоанатомы свалки. Все полезное, что попадалось под руку, они складывали в отдельные кучи: стеклянные бутылки — водочные и пивные, макулатура, металлолом — цветной и черный, пластмассовые бутылки, битое стекло (его принимают на стеклозаводах). Самой большой получалась куча из пластиковой тары. Правда, Юра морщится на пластик: "Якби не Зіта, що годна вдавитися за копійку — чорта лисого я б ті кокі-коли викопував". Прав, цыганская душа: места пластмассовые бутылки занимают много, а выручки — копейки. Оно ведь как: в мешок помещается пятнадцать штук — на телегу грузят около тридцати мешков, то есть 450 бутылок. Приемщик в Хусте за штуку дает 50 копеек, значит, мусорщики получат 225 гривен. Ежели еще поделить на семерых, то не хватит даже, чтобы напиться с горя.

Как напугали Кольку

Уже темнело, когда я уходил с "приисков". Напоследок спросил у старателей, не гоняют ли их власти?

— Кому мы нужны? — Колька взялся прикурить от тлеющей в костре подошвы, но папироса прилипла к расплавленной резине, и пришлось доставать новую. — Разве что напугали меня однажды сильно.

Иду я, значит, тут неподалеку, смотрю: мужики в поле бутылки собирают. Дай, думаю, подскажу: "Что же вы тут, хлопцы, найдете? Вон за селом свалка — там море бутылок. Какие хошь… Понравится — дуйте к нам в бригаду!" Ох, и погнался один за мной! Такой здоровый! Кричит: "Арестую… мать!" Я наутек, ясный перец…

— Кто же это были?

Колька медленно затянулся несколько раз, наверное, решая, говорить мне или не говорить, но затем прошептал:

— Я лишь погодя прознал, что это охранники нашего президента расчищали площадку для посадки вертолета. Там Ющенко должен был приземлиться…

Теги: Карпаты, буйволы, Велятино

0 Коментувати

Ділитись

На головну

Додати в закладки

Версія для друку

Переслати